До последнего времени для меня в развитии цивилизации оставалось много неясного. Недостаточно знать общее направление прогресса и его характерные черты. Цивилизация развивалась не совсем линейно, можно отметить некоторые скачки - и иногда "откаты". Как же именно это происходило? Попробую ответить. Общая канва: цивилизация расширяется, причем не из одной точки, а из многих. Основой цивилизации являются город и государство. Обратите внимание, что в любом государстве есть столица. И это ВСЕГДА - город, хотя далеко не всегда самый крупный и самый древний. Есть много примеров строительства столицы с нуля, в нашей стране это постройка Петром Великим Санкт-Петербурга. Столица быстро расширяется и укрупняется. То есть и в сложившемся государстве крупные города-центры сохраняют своё значение. Это наследие ранних этапов сложения государства. Мы можем убедиться, что последовательность развития цивилизации не просто некая "предыстория" современности, но составляет часть современности, повлияв на структуру и деятельность (функционирование) цивилизации.
1. "Загустение".
Возникают вождества - племенные объединения под предводительством вождя. На этом этапе зарождается власть как механизм, возникают первые формы легитимизации власти и насилия. Само по себе нормирование социального порядка во многом является предпосылкой и условием цивилизации. В первом периоде возрастает роль земли из-за развития земледелия и скотоводства. Растет население (как отдельные группы, так и состоящее из этих групп племя). Начинаются систематические территориальные войны и завоевания.
2. "Точечный рост"
Появление городов. Города-государства как особые социальные образования, где территориальность доминирует над любым другим видом организации. Место "народа" (этнической общности) занимает "гражданство". Появление наемной дружины и "профессиональной армии". Возникновение жреческих корпораций. Город как центр "паутины" - все блага стекаются в город, сельская местность становится пищевым придатком города.
3. "Локальная экспансия"
В ходе столкновений между городами-государствами возникает значительная территория, возглавляемая одним городом. По сути только на этом этапе складываются государства. Позже приходит черед империй - метагосударств. Император - "царь царей". Государства могут находиться в соподчиненном положении, ка ки города. На этом этапе структура цивилизации начинает разворачиваться полностью. Государство стремится подавить этничность, традиции, роль личности, свободу мышления и слова. На этом этапе изменяется баланс государства и власти правителей - государство становится сильнее. Этот этап - самый известный в истории, он длится от Древнего Египта до начала 20 века, а местами продолжается и сегодня.
4. "Глобализация"
Суть глобализации в том, что вся доступная освоению территория подчинена государствам и расширяться можно только за счет поглощения одного государства другим. Так начинается колониальная эпоха, ервые её признаки можно зафиксировать в конце 15 века, а с полной уверенностью можно наблюдать в 16 веке. Может показаться, что цивилизация по своей природе стремится как к унификации, так и к подчинению одному центру власти. Это не так. По мере глобализации центры власти постепенно теряют значение. Несколько веков государства воюют и соревнуются за мировое лидерство. Но это лидерство не означает захвата всей планеты. До середины 20 века объединить планету под одним управлением было принципиально невозможно, да и впоследствии тоже. Эпоха глобализации вступила в полную силу в 20 веке. Если человек может легко преодолевать границы государства, то значимость различий между государствами теряется. Тенденция идет к нивелировке социального порядка, быта, представлений, а не к созданию всемирного государства. На этом четвертом этапе цивилизация становится единой, планетарной.
5. "Кризис и катастрофа"
У любой экспансии есть границы. Уже на этапе глобализации эти границы достигнуты и экспансия перешла в увеличение интенсивности грабежа и принуждения на уже освоенной земле. Система ужесточается, костенеет. На четвертом этапе намечается грядущий кризис, на пятом он разворачивается и приводит к катастрофе, прекращению этой цивилизации. Пятый период для наблюдателя будет выглядеть временем наивысшего расцвета, временем небывалых достижений. Однако упадок уже начинается - сам взлет с учетом перспектив можно назвать "пиром во время чумы". И всё же, сквозь гордый фасад проглядывает тревога за ближайшее будущее людей - нас и наших потомков, тревога обоснованная, но явно недостаточная. Цивилизация начинает шататься.
6. "Постапокалипсис"
Цивилизация неизбежно продолжает влиять и после своего исчезновения, которое, конечно, произойдет не за один день. Остается множество технических артефактов, знаний, наследия культуры и так далее. Может быть самое важное из всего - инерция человеческого поведения и мышления. Многие люди останутся носителями цивилизации и после её крушения, что может привести к попыткам (правда безуспешным) её восстановления.

Чем больше стараются укрепить и усилить цивилизацию, тем уязвимее она становится, тем ближе конец. В отличие от живого существа и природного сообщества, у цивилизации нет ни цели, ни смысла. Голая рациональность - "развитие для развития", "богатство для богатства". Когда предел развития (экспансии) достигнут, запускается процесс самоуничтожения цивилизации. Неизбежный и закономерный процесс, которому ничто не может помешать. Все шесть этапов можно схематически представить подобно литературному произведению, с прологом (этап 1) и эпилогом (этап 6). Центральный и самый длительный этап - четвертый, на нем цивилизация уже набрала мощь, но ещё не достигла планетарных границ. Четвертый этап очерчивается не только некими граничными датами, но и территориально. К примеру, им не была затронута до 20в. Австралия, Новая Гвинея, Новая Зеландия, Океания, большая часть Африки, Сибирь. "Взрыв" 20 века - демографический, технологический, научный - очень ярок, но это лишь краткая вспышка.

Одной из наиболее распространенных в современной научной парадигме является теория «осевого времени» К. Ясперса

(«Смысл и назначение истории»), отнесенного примерно к VIII- 11 векам до н.э., после которого человечество стало иным. Если использовать в качестве критерия «осевого времени» число великих учений и имен, то таких крупных исторических перемен было несколько и они соответствовали крупным мегаритмам. Судя по предпринятому нами анализу крупных исторических событий, такие циклы повторяются примерно через 600-700 лет. К аналогичным выводам приходит Т. Н. Кочура («Смена имен»), по мнению которого крупные циклы длятся около 628 лет, причем последовательно происходит смена в более мелких временных ритмах усталости и активности, демократии и диктатуры, свободы и неволи, частного и общественного, революций жестких (мужского типа) и мягких (женского типа).

В связи с этим обратимся к синтезной работе коллектива авторов, которые изучали, каким образом «антропные стихии» увязаны с разными этапами развития человечества и различными аспектами научного знания, начиная от осевого времени Ясперса. Л. А. Колесова и ее коллеги - философы, психологи, физики, математики, востоковеды, этнологи, религиеведы, врачи и т.п. - в течение семи лет изучали проявления иервопринципов в разных науках о человеке на четырех мегаэтапах развития цивилизации (Синергетика. М., 1998, 1999).

На основе описания этих признаков я и составила приведенную ниже схему, взяв за основной принцип построения таблицы не антропные стихии, как это было у авторов, а , опустив некоторые категории, не имеющие особого значения для обсуждающихся нами проблем, поменяв порядок представления результатов, сделав некоторые собственные структурные членения и добавив строку о типах информационного медиаторства на равных этапах цивилизационного развития. Здесь особый интерес представляет схема развития общецивилизационного исторического цикла от начала осевого времени, от эпохи огня до настоящего времени, которое связывается со стихией воды, информационной сферы, хаотизма, холономности, синергетичности, трансцендентальное™, креативности и изменения мировосприятия (табл. 9).

Первый этап развития цивилизации от осевого времени в этой концепции трактуется как стихия огня, утро человечества, юг, материя, биосфера и сильное физическое взаимодействие, выработка основ культа, первичный нриродообмен, родовая община, вождеческие структуры.

Второй этап от «осевого времени» трактуется как стихия земли, день и восток, энергия и слабое взаимодействие, психосфера вторичный нриродообмен, общество аграрного типа с большесемейной общиной и монархическим типом государства.

Третий этап от «осевого времени» связан с воздухом, информацией, логосферой, электромагнитными полями, вечером и западом, вторичным ириродообменом и обществом индустриального тина, всеобщей урбанизацией и субэтносами, гражданским обществом.

И наконец, четвертый , последний этап - это водная стихия, хаотичность, гравитационные поля, ночь и север, конец истории и поиск новых культов, постмодерное, понимающее общество, разнотипные общественные устройства, холономный тип общения, креатизм. Это эпоха, в которую мы вступаем сейчас и которая имеет все признаки хаотизма, в том числе информационного (о чем мы подробнее поговорим далее), и которая, видимо, предваряет приход нового осевого времени. В этой связи следует особо подчеркнуть, что от непосредственного принятия информации в первом цикле, через ритуальный и логический тип мы приходим сейчас к образному, целостному и, возможно, снова к непосредственному способу принятия информации.

Пока, к сожалению, в обществе нет осознания того, как важно журналистам, политикам, деятелям культуры, религиозным деятелям ответственно относиться к подготовке человечества к этой осевой бифуркации будущего. Возможно, она будет разрушительна для некоторой части человечества, которое не впишется в нее. И причиной тому будет бездуховность и разложение цивилизации и культуры. В апокалиптических предсказаниях нет недостатка. И в катастрофических явлениях в природе и обществе - тоже. Одним из таких признаков является повсеместное распространение массовой культуры и массовой информации типа «желтого» журнализма. Однако возможны и оптимистические сценарии, если человечество осознает угрозы и захочет измениться.

Таблица 9

Этапы развития цивилизации от «осевого времени» К. Ясперса

Этапы развития цивилизации от «осевого времени» К. Ясперса	Первый этап	Второй этап	Третий этап	Четвертый этап
Антропные	Контрол иру ем ы й понятийный слой - «кардинальный крест»	«Фиксированный крест», содержит золотые пропорции сферы	«Переменный крест»	Контролируемого понятийного слоя нет, кресты в сфере отсутствуют, поэтому информационная структура понятия весьма хаотична
Философия, системология	Материя, биосфера	Энергия, психосфера	Информация, логосфера	Креативность, ноосфера
	Сильное взаимодействие	Слабое взаимодействие	Электромагнитные	Гравитационные поля
Социальная	Первый, начальный этап «осевого времени», выработка основ культа спасения («утро»), «Юг»	Второй этап «осевого времени», выработка образцового культа спасения («день»), «Восток»	Третий, диалогический этап «осевого времени» («вечер»), выработка универсального эталона спасения (всеобщие этико-поведенческие нормы), «Запад»	Последний этап «осевого времени», переживаемый как конец истории, поиск новых культов спасения («ночь»), «Север»

Этапы развития цивилизации от «осевого времени» К. Ясперса	Первый этап	Второй этап	Третий этап	Четвертый этап
Социальная антропология	Первичный при- родообмен, собирательное общество (от первобытнообщинных до раннеклассовых)	Вторичный при- родообмен, регулирующее общество, общество аграрного типа от систем феода до азиатского способа производства	Вторичный при- родообмен,контролирующее общество индустриального типа, всеобщая урбанизация	Вторичное природопользование информационное, «понимающее общество», так называемый постмодерн
Этнология	Субэтнос, родовая община, субкультура, «демос», с невербальными, символическими способами самоидентификации	Этнос, большесемейная община, «охлос», с исключительно вербальными способами самоидентификации и самопознания, с потребностью в вербальных прескриптивных нормах и образованием на этой основе этноконфессиональ- иых групп	Суперэтнос, цивилизация, соседская община с преобладанием вербально- идеологических способов самоидентификации	Оживление всех видов общинное™ с принципиально другим, более гибким типом самоорганизации и межобщинного общения и одновременно с большей самоизоляцией, закрытостью для внешнего мира

Этапы развития цивилизации от «осевого времени» К. Ясперса	Первый этап	Второй этап	Третий этап	Четвертый этап
Культурология	Культуры дескриптивного типа, отражающие единство мира и его цельность	Культуры социально-этического, корпоративного типа, основанные на идее равновесия человека и мира, создавшие «мировые» конфессиональные общности	Культуры «массового» типа, эволю- ативные, всеобщая приверженность безличным эталонам ценностей и поведения (рационально-аскетическое начало) как атрибуту индивида, развитие «позитивного» эм п и - рического знания	Культуры символического, игрового тина
Религиоведение	Антропоморфизм, анимизм, тотемизм, магия, культы предков, миф как онтологическая категория, политеизм	От монотеизма до жестко структурированных вариантов политеизма с элементами монотеистических культов	Культ атеизма (« неоязычества ») как суперконфессии (ее разновидности - протестантизм, коммунизм, национал- социализм и пр.)	Оживление скрытых, «эзотерических» культурных и мифосоздающих традиций, в том числе в виде «деструктивных» культов, создание новых форм «холизма», с упором на креативность личности

Этапы развития цивилизации от «осевого времени» К. Ясперса	Первый этап	Второй этап	Третий этап	Четвертый этап
Политическая этнография	Протестарно-вожде- ческие структуры и выработка основных форм власти - автократия, бюрократия, демократия	Корпоративномонархические государства-собственники	Государство - гражданское общество как общественная структура другой дихотомии: нация- индивид с предельно развитым стремлением выработать кодекс внутриобще- ствснного и межнационального диалога	Государства, воспроизводящие различные предыдущие варианты самоорганизации - от неородового типа (новая общинность, даже с элементами матриархата) до иеоимпер- ского типа (подобие халифата, кафолического мира, иентар- хии, Третьего мира, срединного государства и т.д. с сильным харизматическим лидером и активным местным самоуправлением), либо новых экуменических форм контроля с очевидными попытками создания нового социальногеографического пространства с образованием «бассейновых» зон влияния (вокруг бассейнов водных ресурсов)
Тип информационной коммуникации, коммуника- торства	Метаииформацион- ный, пророчество, вестничество	Символический, литераторство, персональный журнализм	Рациональный, массовый журнализм	Информациопно-холономный, виртуальное коммуникаторство

В порядке гипотезы можно выдвинуть несколько идей. Возможно, духовное и материальное циклично сменяют друг друга. Материальное, телесное или дух, душа, нравственность могут возрастать либо снижаться. Возможно, это и является одним, если не основным, фактором цивилизационной бифуркации. Возможно, что метаинформационные системы тоже изменяются в рамках неких степеней свободы - от самых высших до самых низших. Может быть, судьба материального зависит от духовного и душевного состояния и поведения. Не потому ли мистические теории и древние религии говорят о круговороте, движении по кругу и возвращении на круги своя? Не потому ли христианство говорит нс о круге, а о духовном совершенствовании и падении? Вероятно, правы и те, и другие, но одни - с точки зрения вселенского многомиллионнолетнего круговорота, другие - с точки зрения развивающегося земного, относительно короткого времени.

Выводы из анализа концепции «осевого времени» и других теорий, связанных с мега- и макроциклами, формулируются следующим образом.

• 1. Концепция мегациклов эвристична, поскольку позволяет выделить некоторые мегациклы, реперные точки развития планетарного человечества в целом (и отдельных цивилизаций в рамках его), которые являются как бы точками бифуркаций, крупных планетарных (или культурно-цивилизационных) сдвигов.
• 2. Таких бифуркационных точек может быть несколько в циклическом движении планетарного человечества.
• 3. После каждого очередного «осевого времени» был свой качественный сдвиг.

Однако если понимать «осевое время» как пока единственное на памяти человечества, то тогда его можно считать основой становления рационализма и самостоятельности личности (после мифологического трансцендентного мировосприятия доосевого человечества, которое существовало как бы в двух мирах - земном и трасцедендентном). В таком случае «осевое время» знаменует новую эпоху в развитии человечества, когда оно постепенно стало, условно говоря, «материализоваться», становиться самостоятельным, относительно независимым от природных сил. Парадигмы дальнейших исторических сдвигов были все более материализованными, цивилизационными, пока человек не дошел до крайних степеней ускоренное™ в материальность, пока он не построил современную технологическую цивилизацию. И теперь мы, очевидно, на пороге нового осевого времени, когда, возможно, начинается новое восхождение к новому единению с природой, может быть, и в сфере трансцендентного ее восприятия. Одной из систем такого перехода является информационная система как самая близкая к трансцендентности, особенно в связи с появлением электронных средств информации и Интернета.

С позиций цивилизационных мегациклов представляется продуктивным рассмотреть развитие информационного медиаторства. Поскольку профессиональному журнализму как деятельности по сбору и распространению информации для массовой аудитории при помощи печати около 300 лет, говорить о мегациклах в применении к журналистской профессии не приходится. Но если вести ее начало от вестничьих функций «доосевого времени», если обратиться к метаинформационным структурам, о которых речь шла в первом разделе, можно говорить, что информационное медиаторство совершает полный мегацикл от «осевого времени» до настоящего этапа развития и, возможно, приближается (или возвращается) к непосредственным формам восприятия и передачи информации, о чем говорит колоссальная динамика глобальных сетевых систем и новых технологий.

Мы рассмотрели гипотетическую возможность того, что информационная медиаторская деятельность, обмен информацией между различными структурами Вселенной, человеком и природой существовал всегда, и характер этого обмена постепенно магериализовывался, «вочеловечивался», а его масштабы сужались от вселенских до земных. Он как бы постепенно «спускался с небес на землю»: сначала обмен информацией с метаструктурами космоса (мифологические боги), потом - с хтоническими существами природы. Затем укоренился в земной, материализованной форме в виде печатных изданий, но зато в этих рамках постепенно расширяясь, увеличиваясь в размерах и дифференцируясь. (Подробный анализ развития профессии в «печатное время» не входит в наши задачи. Этот вопрос достаточно освещен в литературе по истории журналистики - см. работы Б. И. Есина, А. Ф. Бережного, Л. П. Громовой, Г. Н. Жиркова, М. И. Ковалевой, И. В. Кузнецова, Р. П. Овсепяна, А. И. Станько и других.)

Дальнейшее развитие профессии приводит к появлению, точнее говоря, трансформации устного информирования в радиожурнализм, а синтетического слово-звуко-изображения - в телевизионный журнализм. Сейчас, в век информационной цивилизации, наступила эра виртуального комму иикаторства, иптерпет-жур- иализма. Информация как бы дематериализуется, превращается в фантом, ирреальность, элсктросигнал, который может в любой момент растаять, стереться с компьютерных носителей, т.е. информация компьютерного века становится снова похожей на первоначальное виртуальное духовно-мифологическое состояние, естественно, на новом уровне и в новом качестве.

Подробный анализ развития журнализма от генезиса до наших дней показывает, что однозначные тенденции информационной медиации на протяжении цивилизационных этапов четко не выявляются , потому что она циклична, хотя внутри определенного исторического отрезка можно выделить некие линейные эволюционные тенденции, преобразование информационной деятельности из метаинформационной, пророческой в реальную, земную, из индивидуальной - в коллективную, из элитарной - в массовую, из монологичной - в диалогичную, из устной - в письменную, из печатной - в электронную, из аксиальной (осевой) - в ретиальную (многолучевую), из непрофессиональной - в профессиональную, из информирования как службы - в творчество и литературную работу, из литературной работы - в бизнес, из качественного журнализма - в «желтый». Однако на других этапах существования профессии тенденции могут стать противоположными, т.е. журнализм развивается как бы по кругу, точнее, по спирали и отчасти возвращается на новом витке к прежним качествам: из профессионального становился полупрофессиональным, из творческого - информационным, из реального - виртуальным и т.п. В этом смысле гипотетически можно предположить, что в мегацикловой спирали мы в каком-то преобразованном виде вернемся к модицикациям прежних типов коммуникации.

В истории цивилизации выделяют три основные стадии.

1. Аграрная, или традиционная, длившаяся около 5 тыс. лет.

2. Индустриальная, или техногенная. Существует порядка 300 лет и характеризуется технократизацией сознания и фетишизацией науки (верой в ее безграничное могущество). Сегодня развитие индустриальной цивилизации все больше угрожает культуре и выживанию человечества.

3. Ряд ученых (Д. Белл, М. Маклюэн, А. Масуда, О. Тоффлер и др.) считает, что человечество вплотную подошло к третьей стадии цивилизации. Это постиндустриальное, или информационное, общество, в котором информация - продукт не менее важный, чем земля, сырье, труд и капитал, а производство информации - ведущий фактор общественного развития.

Постиндустриальное общество изображается как принципиально новая организация экономики и быта людей, позволяющая достигнуть нового уровня и качества их жизни. Говорится о том, что наряду с постиндустриальным продолжают существовать индустриальные общества, основанные на традиционной технике и технологии, а также доиндустриальные. Им соответствуют индустриальные и доиндустриальные формы организации общественной жизни и культуры.

Постиндустриальное общество характеризуется прежде всего как общество знаний, высоких технологий и услуг, направленных на удовлетворение широкого круга материальных и духовных потребностей людей, коренным образом меняющих условия их труда, быта и отдыха. В сферу услуг включаются многочисленные отрасли, предприятия и организации. Наряду с системой материальных и духовных ценностей данная сфера становится важнейшим слагаемым национального достояния.

Всеобщая компьютеризация, способность переключаться на разные виды деятельности, отвращение к насилию и ответственность за будущее человечества - таким, в общих чертах, видится будущее информационное общество. Его перспективы сегодня, когда общий объем информации в мире удваивается меньше чем за год (против 60 лет в XIX веке), привлекает самое пристальное внимание.
Провозвестником этого общества является Интернет (всемирная информационно-компьютерная сеть).

Проблема направленности и критериев общественного развития

Вопрос о направленности человеческой истории относится к числу тех, которые были и остаются предметом весьма острых дискуссий. Это естественно, т.к. общественная жизнь свидетельствует о том, что в мире происходят необратимые изменения; вопрос же о характере этих изменений никогда не был безразличным для людей: ответ на него привносит в понимание истории то ценностное измерение, которое отличает собственно философское видение истории. От ответа на данный вопрос зависит выработка тех или иных способов для ориентации человека в мире, практическое поведение людей. В истории философии сложилось несколько вариантов решения вопроса о направленности человеческой истории:

1. Исторические изменения регрессивны.

2. История есть циклический круговорот.

3. Исторические изменения есть прогресс.

Итак. Древние греки приписывали истории циклическую форму развития . Человеческое бытие осмысливается как совокупность вечно повторяющихся фаз. Например, по мнению Полибия (2 век до н.э.) повторяются формы государственного правления: монархия, олигархия (от греч. – немногий), демократия.

В Средние века Августин выдвигает идею начала и конца истории (эсхатология), т.е. идею стрелы времени . Земная история человечества началась после грехопадения. А придти надо к царству Божию. История подчиняется Божественному Провидению. Однако в то время основным источником благосостояния было сельское хозяйство, а оно подчинялось природным ритмам, и идея стрелы времени не была востребована культурой.

В 18 веке идея стрелы времени трансформируется в идею прогрессивного развития общества . Ее предложили Вольтер и Кондорсе . История – бесконечный прогресс общества. (?).

Однако и идея круговоротов не была забыта и развивалась, например, итальянским философом Вико .

(А в 20 веке имели хождение теории равновесия, считавшие, что революции – это некие отклонения, самой истории характерно стремление к равновесию, устойчивости…)

В конце 18 - начале 19 веков сначала Гегель , а потом и Маркс выдвинули идею развития по спирали . В истории есть поступательное движение и есть моменты круговоротов, даже откатов назад, регресс. Т.е. история – сложный, противоречивый процесс.

Марксизм говорил о противоречивости прогресса, о смене революционных и эволюционных периодов развития и в то же время о его направленности. Конечная цель развития общества – коммунизм. Критерии прогресса, прежде всего, экономические , источник прогрессивного развития – противоречие производительных сил и производственных отношений. Но поскольку, главная производительная сила человек, то целью является также всестороннее развитие человека , удовлетворение всех его потребностей («от каждого по способностям, каждому по потребностям»). Материальные потребности – причина прогресса.

Типы социальной динамики

Циклическое представление о развитии общества - наиболее древнее. Для первобытного человека время замкнуто в круг вечно повторяющихся циклов - времен года, восходов Солнца, фаз Луны. Все повторяется и в социальной жизни: законы традиционного общества направлены на поддержание стабильности, и образ жизни древнего человека на протяжении веков почти не изменялся.

Теории олинейном характере развития общества впервые появляются в Средневековье. Именно тогда возникают представления о прошлом, которое больше не повторится (сотворение мира) и будущем, которого еще не было (Страшный Суд). Развитие приобретает направленность и получает цель (установление царства божьего на земле) - круг распрямляется в прямую линию. Появляются идеи о цели истории, она приобретает смысл.

Спиралеобразная модель развития предложена немецким философом Георгом Гегелем (1770-1831). Спираль объединяет свойства линии и круга. В истории все повторяется, но каждый раз - на качественно новом, более совершенном уровне. Как и в линейной модели, история имеет цель. В качестве цели разные исследователи предлагали: построение идеального государства, достижение социальной справедливости, организацию общества на разумных началах, учреждение «царства свободы» и т.д.

Развитие мировых цивилизаций осуществляется под влиянием технических, технологических, научных и иных факторов. Источником этих факторов является сознание человека. Возникнув на заре человеческой истории оно реализуется в виде различного рода практической и теоретической деятельности. Результатом этой деятельности являются экономическая, политическая, социальная и духовная сферы общества.

В фундаментальном груде О. Конта «Курс позитивной философии» содержится ценная для нашего исследования идея взаимосвязи сознания и социально - экономического развития общества. О. Конт выделяет три стадии интеллектуального развития человечества: теологическую, метафизическую и позитивную, т.е. научную. Этим стадиям соответствует три периода технического развития человечества: традиционное, доиндустриальное и индустриальное общество. В процессе развития традиционного общества был достигнут тот уровень сознания, который позволил осуществить переход от первобытности к цивилизации.

Началось более динамичное и продуктивное развитие человечества. Ремесло отделилось от сельского хозяйства, стали создаваться ирригационные сооружения. Прогресс развивался стремительными темпами в различных областях общественной жизни. Поселения и племена объединялись в царства. Шел процесс формирования государств, зарождалось искусство управления, возникли зачатки письменности. Разумеется, сознание участвует во всех этих процессах не напрямую, а опосредованно, через инновации, в которых воплощается ядро сознания - знание.

С появлением письменности процесс передачи знаний от одного поколения другому, от более осведомленных людей к менее знающим облегчается. Так возникает записанная в хрониках история. Благодаря письменности мы имеем представление о царских законах, например, о своде законов царя Хаммурапи. А также о том, как шло формирование основ бухгалтерского и финансового учета. С появлением письменности возникает новое рациональное отношение к миру. Овладение письмом развивало логическое мышление. Письменность позволяла сохранять и передавать следующим поколениям большие объемы информации. Прогресс знаний создавал интеллектуальную основу общего прогресса цивилизации. Ростки рационального сознания воплощены в элементах математики, астрономии, медицины, технических изобретений.

Образованные, владеющие знаниями люди, сосредоточенные в городах и храмах, создавали письменную культуру. Необходимой предпосылкой ее распространения было то, что для пополнения административного государственного аппарата постоянно требовался приток грамотных людей. Круг людей, владеющих знаниями и способных эти знания развивать, постоянно расширялся и по причинам, не связанным с политикоправовой сферы. В экономической, социальной и духовной областях ценность образованных людей была очень велика.

История мировых цивилизаций свидетельствует, что наибольших успехов достигали те народы, которые предпочитали перемены. В Древнем мире пионерами прогресса были греки и евреи. Созданный ими идеал на первый план выдвигал свободу, права человека, соблюдение морального принципа, конкуренцию, индивидуализм, т.е. все то, что необходимо для рынка и демократии. Первые островки рынка и демократии, возникнув на берегу Средиземного моря, начали постепенно расширять пространство своего существования. Афины превратились в один из наиболее развитых центров Древнего мира, в котором процветали торговля, демократия, философия, поэзия, театр, скульптура.

После того, как Рим покорил Грецию, вобрал в себя ее культуру, произошло обогащение достигнутого за счет успехов в технике, прикладных науках, законодательстве, государственности. Во II - I вв. до н.э. Рим стал мировой державой, охватывающей все Средиземноморье. Благодаря активной торговле и завоеваний все новых владений в Риме стали целенаправленно развиваться товарно - денежные отношения. Христианство с его догматом о том, что материальные блага не являются дорогой к счастью, не привели к ослаблению рыночного строя.

Напротив, в христианской Европе обладающая знаниями и деньгами торговая элита, свободно передвигаясь по странам, создает в них основу для утверждения рыночного уклада. И там, где сложились необходимые предпосылки, формируются центры креативного класса, состоящие из торговцев, финансистов, промышленников, судовладельцев, инженеров и т.д. Жесткая конкуренция постоянно требовала инноваций, которые превращались в промышленную продукцию, продаваемую с выгодой.

В отличие от пассивных феодалов новый креативный класс - буржуазия был заинтересован в передовых технологиях, позволяющих извлекать максимальную прибыль и экономить усилия. В итоге, уже на первых порах появляется трехпольный севооборот, конский хомут, водяные мельницы, ткацкие станки, механизируется процесс валяния, происходит индустриализация продовольственного производства, развивается разделение труда, возникает потребность в кредитовании.

В центрах рыночного уклада господствует дух свободы и творчества, высокий уровень потребления, тяга к удовольствиям и полноценной жизни. При этом постоянно идет процесс усовершенствования рынка и демократии. Ярким примером является Венеция XIII - XV вв. В этом городе появились мастерские и финансовые учреждения, первые биржи, торговые дома, банки, страховые и акционерные общества.

Достигнутые в Венеции успехи получили дальнейшее развитие в Антверпене. Умение управлять финансовыми рынками позволило антверпенской бирже стать финансовым центром Европы. В Антверпене с XV до середины XVI веков развивается страхование, используются разные ставки, проводятся лотереи, действует сложная банковская сеть. Следует отметить, что при дефиците собственных инноваций успешно используются и копируются чужие идеи. Так изобретенные в Китае наборные печатные шрифты были использованы в книгопечатании. Книга стала мощным катализатором цивилизационного развития.

К 1650 г. ведущим финансовым рынком Европы становится Генуя. Ее власть над рынком обеспечивалась новой стратегической инновацией - бухгалтерским учетом, который реализовался в деятельности креативного класса, т.е. предпринимателей и банкиров. Они обеспечивали постепенный торговый рост, развитие промышленности, финансов и технологий. В последующем это было характерно и для Амстердама, в котором располагалось производство нового типа водного судна - флейта, изобретенного в 1570 г. Поскольку флейта была востребована, постольку ее стали производить серийно. Поэтому Амстердам в начале XVII в. становится основным местом производства, продажи и ремонта кораблей. В корабельных мастерских используют подъемные краны и пилы, приводимые в движение силой ветра. Наемным рабочим предоставляется больше свобод и прав.

Значительную роль в развитии рыночной экономики сыграл протестантизм. На это обратил внимание М. Вебер в своем труде «Протестантская этика и дух капитализма». Протестантизм освободил людей от чувства вины за свое богатство. Предпринимательская деятельность провозглашалась угодной Богу. Ослабление церковной монополии создавало определенные предпосылки для более насыщенной интеллектуальной и общественной жизни, свободного обмена идеями в научных сообществах и университетах.

Развитие рынка и демократии оказывало благоприятное влияние на практику материального производства. В свою очередь потребности мореходства, кораблестроения, военного дела, градостроительства обусловили успехи в математике и механике. Начиная с XVII в. бурно стало развиваться естествознание. Появляются более совершенные технические изобретения, облегчающие труд людей. Совершенствуются орудия труда в угольной и металлургической промышленности, создаются машины для текстильной промышленности. Развивается механизированное производство хлопка. Наиболее важные изменения не только в науке и технике осуществляются в Англии.

Значительную роль в развитии демократии сыграло решение английских правителей Марии II Стюарт и Вильгельма Оранского наделить парламент, избираемые буржуазией, правом контролировать ведение государственных дел. После этого события процесс формирования демократии в Англии заметно ускорился. Полномочия парламента расширились. Он имел право принимать законы, гарантировать соблюдение прав граждан, разрешать королю собирать армию и вступать в войну. Д. Локк в «Трактате о правлении» пишет о демократическом правительстве, обеспечивающем человеку его естественные и неотчуждаемые права.

Демократические преобразования в Англии влекут за собой перемены в рыночном укладе. Состояние финансов позволяет проинвестировать модернизацию промышленности, изобретается новый прядильный станок, работающий на энергии падающей воды, создается паровая машина, устанавливается паровой двигатель на корабле и на локомотиве. В 1821 г. в пригороде Лондона стоят первую ветку железной дороги. Происходят изменения и в социальной сфере. Все больший вес приобретают буржуазный и рабочий классы. К 1855 г. рабочий класс становится в Англии третьим по численности после крестьян и прислуги. Растет число граждан, имеющих право голоса.

Анализ развития рыночного уклада свидетельствует о том, что важнейшую роль в его утверждении играет определенная инновация. По развиваемой технологии в Европе с момента возникновения рыночной экономики это кормовой руль, каравелла, книгопечатание, бухгалтерия, флейта, паровой двигатель. В связи с тем, что в конце XIX - начале XX вв. центр рыночного уклада сместился в Америку: сначала в Бостон, затем в Нью - Йорк, а в настоящее время в Лос - Анджелес. Рассмотрим, благодаря каким инновациям осуществлялся этот процесс.

Первым центром американского капитализма стал город Бостон, креативный класс которого сделал ставку на новый источник энергии - нефть, на новую движущую силу (двигатель внутреннего сгорания) и новый промышленный товар (автомобиль). Именно в Бостоне автомобиль превращается в продукт массового потребления, начинается его серийное производство. Автомобильная индустрия развивается быстрыми темпами благодаря притоку инноваций из Европы. Масштабное переселение людей в Америку, обладающих значительным интеллектуальным потенциалом, способствует развитию ее промышленной сферы. В отличие от Европы в США нет ремесленной традиции и поэтому в автомобильную индустрию легче было ввести необходимый для массового производства конвейер.

Автомобиль, как новый инновационный продукт, является катализатором развития многих сфер экономики. На удовлетворение потребностей автомобильной промышленности работают металлургическая, угольная, нефтяная и химическая отрасли. Прокладываются дороги, пригодные для передвижения автомобилей, развивается торговая и банковская сети. Креативный класс Америки в центре своего внимания постоянно держит инновации, эффективно превращая их в продукты промышленного производства.

Ярким свидетельством этого стало использование электричества в создании продукции массового потребления: стиральных машин, холодильников, вентиляторов, радиоприемников, телевизоров. Благодаря изобретенному в 1889 году Николой Тесла электродвигателя Нью-Йорк за период с 1945 по 1965 гг. превращается в самую большую мировую метрополию с развитой сетью банков, страховых компаний, рекламных, маркетинговых и медиа агентств.

В последние годы произошло резкое обострение отношений между Россией и США. В связи с этим особый интерес представляет процесс превращения Америки в самую развитую экономику мира. Как удается креативному классу этой страны превращать новейшие технологические достижения в продукцию серийного производства? Чтобы понять это, необходимо проанализировать развитие рыночной экономики в Калифорнии, то есть там, где после второй мировой войны развернулся новый технологический бум. Важнейшим его признаком является автоматизация административных процессов крупных предприятий. Автоматический процесс обработки данных привел к увеличению производительности не в проценты, а в разы.

На рынке появились устройства, вмещающие в себе миллиарды единиц информации. Предметами повседневной жизни стали мобильные устройства, позволяющие на очень малых площадях хранить, обрабатывать и передавать большие объемы информации. Рынок последовательно завоевывают компьютер, мобильный телефон и интернет. Разрабатывается технология, позволяющая соединять компьютеры между собой с помощью телефона. Формируется информационная сеть, к которой к 2009 г. было подключено до 1 миллиарда компьютеров. В настоящее время в США стремятся сохранить лидерство в сфере оборонных технологий, микроэлектроники, передачи данных, энергетики, телекоммуникаций, производства двигателей, систем наведения, новых материалов, авиационной и космической промышленности. Осознавая этот факт руководство нашей страны в последние годы стремится исправить просчеты, допущенные предыдущим руководством в области экономики.

Анализ цивилизационного развития человечества позволяет утверждать, что с возникновением рыночной экономики и демократии в развитии человечества произошли существенные перемены. В данном случае речь идет об изменениях в сфере материального производства. Сила воды и пара позволила осуществить механизацию производства. Использование электричества дало возможность наладить конвейерное производство. С помощью электроники и информационных технологий произошла его автоматизация. Все эти перемены были связаны с увеличением физических возможностей человека и с обеспечением его более комфортного существования в природной и социальной среде.

Рассмотрение сущности вопросов цивилизационного технико - экономического развития позволяет выделить следующие общие закономерности:

• 1. Во времена феодально-крепостнической системы быстро в техническом и экономическом отношении вырастал город, страна, где были развиты внутренняя торговля, средства доставки товаров (по земле и воде), город поддерживал и развивал банковскую систему;
• 2. В промышленную эпоху (эпоху капитализма) перспектива и динамика развития были выше у страны, которая быстрыми темпами внедряла и реализовывала массовое производство новых технических средств (машины, телефон, телеграф, компьютеры и др.);
• 3. Эпоха капитализма породила новые, коллективно-конвейерные способы производства и страна, быстро внедрившая их становилась лидером продаж;
• 4. Новые технологии, открытия приводят к росту объема производимой продукции, а промышленные предприятия осваивают конвейерно-автоматизированное производство и добиваются невиданных успехов; Во всех развитых капиталистических странах идет постоянная борьба за первенство в обучении креативных выпускников. Сегодня лидером выступает США, но завтра - все может измениться, настолько быстро развивается процесс и технологии обучения;
• 6. Сегодня США сохраняет позиции мирового лидера, центра культурных, политических, военных, духовных, художественных и социальных событий в мире, т.е. США является лидером как в мире, так и в западной цивилизации. Но со временем борьба на мировой арене может привести к иному раскладу сил и, возможно, появится новый лидер - страна.

То, что происходит в последние десятилетия, свидетельствует о качественно новом этапе цивилизационного развития. Это четко зафиксировано в материалах Всемирного экономического форума в Давосе (2016). Креативный класс осознает, что человечество стоит на пороге технической революции, которая полностью изменит жизнь, трансформирует не только среду обитания, но и самого человека. В отличие от прошлых промышленных революций, развивающихся линейно, масштаб четвертой увеличивается по экспоненте.

Но самое главное заключается в том, что в колоссальной степени возрастают интеллектуальные возможности человечества. Свидетельством этого являются прорывы в таких областях как искусственный интеллект, квантовые компьютеры, робототехника, интернет - продажа вещей, нанотехнологии, 3 D-печать, автономный транспорт, материаловедение, новые батареи. Особую роль может сыграть искусственный интеллект, признаки которого уже реализуются в новом витке технологической революции. Это программы переводчики, программы советники, виртуальные ассистенты, дроны и т.п.

Обладающие огромной мощностью и памятью мобильные устройства соединяют миллиарды людей планеты, обеспечивая им возможность постоянно увеличивать свой интеллектуальный потенциал и коллективный интеллект всего человечества. О том, что человечество в ходе эволюционного развития формирует коллективный разум, говорил замечательный ученый Н.Н. Моисеев. Об этом же говорит и французский ученый Жак Аттали: «Человечество рождает коллективный разум, отличный от совокупности умственных способностей каждой личности, от группового и национального сознания». (См.: Аттали Ж. Краткая история будущего: СПб, Питер, 2014, с.261.) По его мнению, универсальный коллективный разум породит со временем гиперразум, который продолжит цивилизационное развитие уже без человечества.

Таким образом, цивилизационное развитие осуществляется посредством разума. Исходным моментом движения человечества по восходящей линии является то состояние психики гоминида, в котором обозначились элементы сознания. Достигнув своего наивысшего уровня сознания может породить новое качественное состояние. Может быть, в этом и заключается смысл цивилизационного процесса.

1. Понятие «цивилизация»

Понимание цивилизационного движения человечества, рассматриваемого в его целостности, предполагает его одновременное видение в аспектах стадиальности, полилинейности и социокультурной дискретности. Важно, с одной стороны, не терять из виду обшей панорамы исторического движения человечества, а с другой, не забывать об уникальном характере отдельных цивилизационных систем.

Конкретное моделирование истории предполагает решение обширного круга вопросов, связанных с проблемами как внутренней целостности социокультурных проявлений отдельных цивилизаций, так и взаимодействия конкретных цивилизаций в синхронном и диахронном планах. При этом далеко не решенными остаются вопросы о природе социокультурной целостности цивилизаций и цивилизационных ойкумен, о структуре последних, неизменно связанной с этническим и конфессиональным делением человечества, наличием устойчивых систем экономических связей («миров-экономик», по Ф. Броделю) и пр.

Однако рассмотрение данного блока проблем предполагает предварительное определение смыслов используемых понятий, прежде всего таких, как «цивилизация» и «цивилизационный процесс».

Понятие «цивилизация», как известно, далеко не однозначно. Принято считать, что впервые оно было употреблено во французской литературе в 1757 г., а в английской в 1772-м. Этот термин, в соответствии с этимологией (от латинского civilis — воспитанный, гражданский, государственный, а также нечто достойное гражданина, подобающее гражданину), означал общий высокий уровень общественного и культурного развития. В этом смысле данное понятие начинает широко использоваться во Франции и Англии со второй четверти, а в России с третьей четверти XIX в.

В современной научной и философской литературе понятие «цивилизация» используется по крайней мере в трех основных значениях.

Под цивилизацией, во-первых, понимается стадия (ступень, эпоха) социокультурного развития человечества, следующая за первобытностью. Во-вторых, цивилизацией часто называют некое преимущественно полиэтничное внутренне целостное и своеобразное социокультурное образование на этапе общественного развития, следующем за первобытностью. И, наконец, в-третьих, цивилизацией иногда определяют ту стадию развития такой социокультурной системы, когда творческие силы иссякают и вместо живого и непосредственного их проявления мы видим механические, отчужденные от внутреннего смысла бытия формы жизни и поведения людей. В последнем случае понятие цивилизации приобретает оценочный оттенок, а следовательно, его использование заведомо субъективно.

2. Мировой цивилизационный процесс: плоскости рассмотрения и хронологические рамки

Рассмотренные выше смыслы понятия «цивилизация» не дают возможности отождествлять цивилизационную историю с историей человечества как таковой. Первая охватывает лишь некоторое множество последних тысячелетий истории социокультурного развития, в сущности, время, наступившее после освоения производящих форм хозяйства, - экономической подосновы дальнейшей цивилизационной истории.

При анализе цивилизационного процесса как некой целостности представляется существенным разграничивать два его плана, которые можно назвать внутренним, ноуменальным, и внешним, феноменальным. Проблема их соотношения и прорыва экзистенциальных реалий первого в плоскость второго в виде проявлений человеческой творческой свободы, не детерминированной внешними обстоятельствами, неоднократно рассматривалась в работах H. А. Бердяева . Но в данном контексте на ней можно не останавливаться, поскольку она по своему существу является сугубо философской, «метафизической» и относится уже к той области, которую упомянутый мыслитель именовал «метаисторией». Тем более вне рамок научного рассмотрения остаются внутренний, трансцендентный смысл и сущность исторического движения.

Иное дело – цивилизационный процесс в его внешней, наблюдаемой и изучаемой научными методами данности. Здесь также следует выделять два различных аспекта рассмотрения исторического движения: эмпирически фиксируемый и теоретически реконструируемый. И если во втором отношении целостность, последовательность, непрерывность и внутренняя логика цивилизационного развития человечества со времен «неолитической революции» до нынешней эпохи сомнений не вызывает, то в первом она представляется весьма проблематичной.

В самом деле, опираясь на специальные труды археологов, этнологов, историков, культурологов и философов, истории нетрудно представить взаимосвязь социокультурных изменений, имевших место в течение приблизительно 10 последних тысячелетий. Переход к прочной оседлости и земледельческо-животноводческим формам хозяйства, связанный с выходом на новый уровень социальной организации и информационно-культурного обеспечения жизнедеятельности соответствующих социумов, определил дальнейшее движение численно возраставшего человечества к более сложным формам самоорганизации, связанным с усилением взаимосвязанных тенденций дифференциации и интеграции в рамках все более укрупнявшихся и взаимодействующих друг с другом социальных организмов.

На этом пути была пройдена стадия формирования племенных институтов и образования вождеств – чифдомов протогосударственного типа. Возникли первые цивилизации с их городами и государственными институтами, сложной социально-экономической структурой и разнообразными формами культуры, предполагавшими уже письменную фиксацию накопленной информации. В века, предшествующие эпохе, определенной К. Ясперсом как «осевое время», как и в течение ее самой, были созданы политические системы имперского типа, с одной стороны, и полисные самоуправляющиеся структуры – с другой, заложены основы частнособственнических отношений и рыночных форм экономики, возник феномен личности, что коррелируется в культурном измерении с появлением философии, пророческих религий, авторской лирической поэзии и портретного искусства. Наконец на Западе в середине истекающего тысячелетия происходит трансформация всей традиционной социокультурной системы, в результате которой в экономике утверждается капитализм, в политической жизни – парламентаризм, в мышлении – рационализм, в производстве – индустриализм, в системе ценностей – индивидуализм и утилитарный прагматизм при том, что организованная на этих принципах общественная система развивает невиданное могущество и экспансионизм, сплачивая под своей эгидой все прочее человечество к началу XX в., когда и создается глобальная, в масштабах всего земного шара, макроцивилизационная система.

Однако, взглянув на мировую историю в более конкретной, заземленной плоскости, мы увидим не начертанный выше (или, скажем, ещё более абстрактный – формационный) процесс, а бесконечное множество извилистых и зачастую прерывистых линий, сплетающихся в вязи и узелки и расходящихся вновь, чтобы либо вовсе оборваться, либо вплестись (и зачастую потеряться) в более мощных жгутах.

Здесь мы видим отдельные, малосвязанные, а то и вовсе изолированные центры опережающего развития с их внешней, или ближней, внутренней и отдаленной перифериями, спорадическими или регулярными, в тенденции усиливающимися от тысячелетия к тысячелетию контактами, вплоть до начала всемирного взаимодействия человечества с эпохи Великих географических открытий и последующего сложения всемирной макроцивилизационной системы.

Рассматривая историю не в системе абстрактных категорий и воссоздаваемой нами ее логики (лишь субъективно упорядочивающей процесс, исходя из кантиантства с его модификациями, или раскрывающей ее подлинное смысловое движение, если работать в духе гегелевской, как и связанной с ней марксистской традиции), а в потоке ее конкретики и исторического многообразия, невольно останавливаешься перед вопросом: а можно ли говорить о цивилизационном процессе как о некотором структурном единстве в этой плоскости до последних столетий?

И вполне можно понять многих авторитетных мыслителей, которым либо, как Платону и Аристотелю, Ибн-Халдуну и Дж. Вико, такая мысль просто не приходила в голову, либо категорически отрицавшим саму идею единства человеческой истории, подобно тому, как это делали Н. Я. Данилевский и К. Н. Леонтьев, с особою силою О. Шпенглер, в известном смысле ранний А. Дж. Тойнби и П. Сорокин, а в наше время фактически Л. Н. Гумилев.

Трудно возражать против того, что в Новое время, и тем более в XX в. с его мировыми войнами, мировыми экономическими кризисами, мировым противостоянием систем и пр., человечество, при ведущей роли западной цивилизации, сконсолидировалось в некое мировое системное единство. Однако было ли что-то подобное, пусть и на гораздо более низком уровне самоорганизации, ранее?

До эпохи Великих географических открытий человечество не представляло собою упорядоченной структурно-функциональной целостности, и то, что происходило, к примеру, на Руси или в Северной Африке (не говоря уже о Новом Свете), практически никак не отражалось на судьбах Китая или Индии. Историческая жизнь проходила преимущественно в рамках отдельных цивилизаций и цивилизационных ойкумен. Контакты между соседними цивилизациями, бесспорно, имели место (в виде войн и дипломатических связей, товарообмена, передачи знаний и технологий), однако они играли преимущественно второстепенную роль по сравнению с событиями в рамках отдельных цивилизационных миров.

Однако при этом не следует забывать, что по крайней мере с рубежа эр все высокоразвитые общества Старого Света прямо или косвенно уже между собою контактировали. Основной осью трансевразийских коммуникаций выступал Великий шелковый путь . Он не только связывал цивилизации Средиземноморско-Переднеазиатского региона, Индии и Китая, линии взаимодействия между которыми завязывались преимущественно в Средней Азии, но и своими многочисленными ответвлениями выходил в Евразийские степи, на Урал и в Восточную Европу, к Алтаю и Забайкалью, через Египет – в Тропическую Африку, связанную также транссахарскими караванными путями со средиземноморскими портами.

Параллельно с ним складывалась и система морских коммуникаций: от Японий и Кореи вдоль побережья Китая и Юго-Восточной Азии в бассейн Индийского океана, через порты Индостана и Аравии к берегам Восточной Африки, с одной стороны, и Красному морю – с другой, откуда легко уже было добраться и до Средиземного. С другой стороны, с раннего средневековья налаживается известный уже в античные времена маршрут между Средиземным и Северным морями, дополняемый развитием речных трансвосточноевропейских торговых трасс между Северным и Балтийским морями, с одной стороны, и Черным и Каспийским – с другой.

Линии морских коммуникаций через Молуккские острова выходили в Океанию, а индонезийцы задолго до европейцев посещали северное побережье Австралии, вели с аборигенами торговый обмен и даже использовали их труд. При этом многие данные говорят о наличии пусть и спорадических, но имевших место контактов между обитателями Старого и Нового Света как через Атлантику, так и через Тихий океан . В полной изоляции оставались лишь обитатели единичных территорий, таких, скажем, как о. Тасмания.

Таким образом, и до эпохи Великих географических открытий, за исключением очень ограниченного количества настоящих изолятов, через бесчисленные звенья опосредованных контактов так или иначе связанными были практически все человеческие сообщества.

Иное дело, что плотность таких связей, как и степень их воздействия на внутреннюю жизнь тех или иных социальных организмов, колебалась в огромном диапазоне: от непосредственного повседневного общения масс людей, представителей различных народов и вероисповеданий, в больших торговых центрах до спорадических, иногда и вовсе случайных встреч единичных представителей раннепервобытных протоэтносов с носителями более высоких культурных форм.

Вопрос, таким образом, состоит не в том, было ли человечество в эпоху ранних и традиционных цивилизаций связано системой прямых и опосредованных контактов, а сводится к тому, насколько эти связи были интенсивными, где и в какой мере они играли принципиальную роль в развитии социокультурных общностей, а где практически не воздействовали на ход исторического процесса.

При таком подходе становится понятным, что реальными самоорганизующимися и саморазвивающимися системами были отдельные позднепервобытные (с начала неолитической революции), по существу протоцивилизационные центры опережающего развития, позднее – локальные и региональные цивилизации с формирующимися на их основе и вокруг них цивилизационными ойкуменами с опоясывающими их поздне-первобытными перифериями.

Цивилизационные центры уже с момента своего формирования (пример Месопотамии или Египта V–IV тыс. до н. э.) стягивают вокруг себя бесчисленными нитями товарообмена и культурного влияния периферийные, менее развитые по сравнению с ними, группы населения. Распространяющиеся вокруг них концентрические круги влияний охватывают все более широкие пространства и рано или поздно начинают в отдельных регионах пересекаться.

Такими зонами перекрестного воздействия в IV–II тыс. до н. э. становятся области Иранского нагорья, Афганистана и южные районы Туркмении и Узбекистана по отношению к Месопотамско-Эламскому и Индскому (Хараппы и Мохенджо-Даро) цивилизационным очагам или пространства Ближнего Востока и Малой Азии, испытывавшие в это время воздействие со стороны и Месопотамии, и Египта, равно как и менее мощные импульсы со стороны Эгеиды (Крито-Микенской цивилизации). Подобное наблюдалось и во многих других случаях – в Тибете и Юго-Восточной Азии, оказавшихся на пересечении силовых полей Индии и Китая и пр.

Иначе говоря, в качестве реально функционирующих, самоорганизующихся и саморазвивающихся систем можем рассматривать отдельные цивилизации (и возникающие на их основе цивилизационные ойкумены) с их ближними (на которые они непосредственно воздействуют) и отдаленными (на которые влияют опосредованно) перифериями.

Вместе с тем через линии прямых и цепочки опосредованных связей, зоны перекрестных воздействий со стороны различных центров опережающего воздействия и пр. задолго до эпохи Великих географических открытий человечество образовывало определенную, пускай и чрезвычайно рыхлую, с чрезвычайно слабыми и спорадическими контактами в ряде мест (особенно Америки, Австралии и Океании со Старым Светом), полицентрическую структуру, так сказать, «предсистемного» типа.

Начало ее становления можем с полным правом относить к эпохе «неолитической революции» и вызванного ею демографического взрыва, приведшего к быстрому распространению носителей производящего хозяйства по всем пригодным для его ведения пространствам суши. Свою роль в этом сыграли и коллективы специализированных рыболовов и охотников на морского зверя, которые в неолите тонкими и прерывистыми цепочками распространялись по морским побережьям и речным руслам вглубь континентов. К началу Средневековья она обрела уже вполне просматриваемые очертания. Однако ее трансформация в собственно систему глобальных коммуникаций была связана уже с процессами, разворачивавшимися с рубежа эр (Великий шелковый путь), а в особенности – в Новое время.

Но гораздо существеннее, реальнее и зримее то, что со времен «неолитической революции» наблюдается формирование нескольких центров опережающего развития, начинающих играть определяющую роль в истории человечества. С одной стороны, они, как отмечалось, воздействуют на свои периферии и так или иначе контактируют между собой. С другой же, в этих средоточиях новых форм жизни идут процессы ускоренного прироста населения, растекающегося колонизационными потоками на соседние территории (греческая колонизация Средиземноморья и Причерноморья, римская колонизация Западной Европы и Северной Африки, индийская колонизация Юго-Восточной Азии, китайская колонизация областей к югу от р. Янцзы и пр.).

При этом существенно подчеркнуть, что оба отмеченных выше взаимосвязанных между собою процесса вели к распространению на планете искусственных, созданных трудовой деятельностью людей экосистем. Речные поймы превращались в поля и сады, среди которых формировались и развивались первые города, степи и плато становились пастбищами, осушались болота и вырубались леса, орошались ранее сухие площади, террасировались горные склоны... Все это соответствовало увеличению энергоиспользования и культурно-информационному обогащению соответствующих социумов, достигавших все более высоких степеней сложности в самоорганизации. А это еще более расширяло возможности воздействия человека на природу при получении порою обратного нежелательного эффекта. Так что искусственные экосистемы отдельных цивилизационных очагов пространственно сближались и все чаше сходились, срастались в пределах целых континентов.

Таким образом, начинавшийся в различных концах земного шара цивилизационный процесс в то же самое время был и процессом становления первичных очагов ноосферного преобразования планеты. Он в полном смысле слова имел планетарное, геобиосоциальное значение, как то показано в трудах В. И. Вернадского и П. Тейяра де Шардена.

Поэтому вполне уместно было бы говорить о едином цивилизационно-ноосферном процессе, охватывающем приблизительно последние 10 тысячелетий, то есть начавшуюся после окончания последнего оледенения эпоху голоцена. До этого, в плейстоценовый период (эпоху палеолита по археологической периодизации), до появления первых очагов производящей экономики, человек не создавал искусственных экосистем, а если и воздействовал на окружающую природу, то сугубо негативно, разрушительно – истреблением животных, провоцированием пожаров и пр.

Итак, потенциальные возможности самоорганизации и энергетическо-информационного самообеспечения человечества в эпоху присваивающего хозяйства были крайне ограниченными и во многих регионах земного шара на рубеже плейстоцена и голоцена оказались в значительной мере исчерпанными. Перспектив для повышения уровня самоорганизации и дальнейшего культурного движения охотничье-собирательское хозяйство не предоставляло.

Высшего уровня раскрытия социокультурных потенций на основе присваивающих форм экономики достигают специализированные рыболовы и охотники на морского зверя (нередко по обеспеченности жизненными ресурсами, социальным отношениям и пр. не уступающие раннеземледельческим коллективам). Но и их возможности дальнейшего развития быстро иссякают ввиду зависимости от природных запасов пиши и других факторов. Вместе с тем, общества охотников, собирателей и рыболовов смогли освоить практически все пригодные для жизни человека пространства Земли, благодаря чему наша планета оплелась ниточками и узелочками поддерживающих между собою контакты общин. А это в значительной степени облегчало развитие связей между опережающими (в перспективе – цивилизационными) центрами и остальным человечеством, начиная с эпохи утверждения земледелия и скотоводства.

Сказанное дает основание говорить о том, что связанная с переходом от присваивающих форм экономики к производящим системная трансформация всех сторон жизнедеятельности людей может считаться существеннейшим водоразделом во всей истории человечества. Если ранее мы лишь с трудом усматриваем отдельные подъемы и спады творческой активности различных обществ в отдельных регионах планеты, то с момента «неолитической революции» прослеживается единый последовательный процесс самоорганизации и интеграции человечества, цивилизационный и ноосферный одновременно. В этом смысле понятие «цивилизационный процесс» не только содержательно обогащается и углубляется, получая определенное геокосмическое измерение, но и расширяется, охватывая не только эпоху цивилизации в ее традиционном, фергюсоновско-моргановско-энгельсовском понимании, но и позднюю первобытность как время формирования раннецивилизационных систем.

Таким образом, мы в самых общих чертах наметили ход цивилизационного процесса как бы на двух уровнях - абстрактном, социально-философском, и более конкретном, приближенном к историко-археологическим реалиям.

В первом случае имелась в виду общая теория цивилизационного процесса, ориентированная прежде всего на методологические принципы стадиальности, полилинейности и уже затем цивилизационной дискретности и уникальности. Во втором - широкая историческая панорама, охватывающая под единым углом зрения процессы формирования, взаимодействия и трансформации, крушения и взрывного возникновения отдельных цивилизаций и цивилизационных ойкумен, от первых шагов неолитических общин в сторону будущих цивилизаций до становления современной всемирной макроцивилизационной системы.

Однако при любом из этих подходов цивилизационный процесс целесообразно начинать с эпохи «неолитической революции», развернувшейся около 10 тысячелетий назад сперва на Ближнем Востоке, а затем и в других регионах, вплоть до Северного Китая и Юго-Восточной Азии, с одной стороны, и Мезоамерики и области Перуанско-Боливийских Анд – с другой.

3. Интеграционно-дифференциационная природа цивилизационного процесса

Выше уже говорилось о том, что цивилизационный процесс может рассматриваться как движение к всечеловеческой планетарной интеграции, к созданию (уже фактически свершившемуся) и усовершенствованию (если на будущее смотреть оптимистически) глобальной макроцивилизационной системы. Однако такой подход видит лишь одну сторону реальности. Не менее важной является и ее другая сторона - дифференциация человечества, сфер его жизнедеятельности и форм культуры. Органическое единство интеграционных и дифференционных процессов, взаимопредполагаюших, взаимодополняющих и взаимообусловливающих друг друга, в качестве смысла и внутренней пружины эволюции в свое время предполагал Г. Спенсер .

Это вполне согласуется и с более ранним, разработанным К. Марксом и Ф. Энгельсом на страницах «Немецкой идеологии», положением, согласно которому сменяющие друг друга исторические эпохи демонстрируют последовательное углубление дифференциации и кооперации трудовых усилий все больших масс людей. Подобные мысли можно встретить и ранее – у Г. В. Ф. Гегеля и А. Сен-Симона. Они органически согласуются и с духом мировой экономической мысли – от А. Смита и Д. Рикардо до современных, ориентированных на глобализм, направлений неокейнсианства и неолиберализма. Так что и сегодня отказываться от понимания эволюции как единства интеграционно-дифференциационных процессов нет никаких оснований.

Это не означает, что развитие средств производства утрачивает значение маркирующего знака определенной ступени развития, тем более что для древнейших, известных лишь благодаря археологическим исследованиям эпох у нас, как правило, просто нет иных индикаторов. Однако с того момента, когда в руках ученых оказывается больше источников информации, в особенности же, когда они (с появлением письменных источников) становятся качественно более разнообразными, появляется возможность параллельного и взаимокоррелируюшегося исследования нескольких переменных: развития форм хозяйства, общества, религии, искусства, позитивных знаний и пр. Соответственно возникает проблема координации этих переменных с целью выделения стадий исторического процесса .

Г. С. Померанц предлагает положить в основу периодизации степень дифференциированности социокультурной системы как таковой. Тогда состояние отдельных ее сфер (субсистем) следует выводить не одно из другого, а из целостности самой структуры, в которую они входят, – ее, так сказать, «тотальности», как несколько сходным образом рассуждает киевский философ В. В. Кизима .

При этом развитие целого не опережает развития частей. Наоборот, что-то новое, как правило, возникает в какой-то отдельной сфере и из нее воздействует на все прочие субсистемы (а те, в свою очередь, и на породившую первоначальный импульс) так, что со временем система как таковая приобретает новое системное качество. Такое понимание, в сущности, соответствует уже использовавшейся в зарубежной науке, в частности в трудах К. Фланнери и К. Ренфрю , концепции мультипликационного эффекта. Центральной переменной, продолжает Г. С. Померанц, может быть любой параметр, который в данное время отчетливо выражен. Но дело, в сущности, не в нем как таковом, а в трансформации системы, взятой в ее структурно-функциональной целостности.

Таким образом, становится вполне понятным, что социальные, культурные или экономические феномены вовсе не являются непосредственно производными от каких-либо «базовых» (определяемых в качестве таковых в соответствии с мировоззрением исследователя, то есть с неизбежностью субъективно) явлений. Более того, одинаковым реалиям одной сферы в разных обществах соответствуют различные, в достаточно широком диапазоне формы проявления других.

Так, к примеру, верхнепалеолитические охотники при- ледниковой зоны Западной Европы и Северо-Восточной Азии практиковали приблизительно одинаковый образ жизни, однако в первом случае мы видим высокие образцы изобразительного искусства, почти отсутствующего во втором. Или, с другой стороны, как показала О. Ю. Артемова, при подобных формах хозяйственных занятий и одинаковом уровне материальной обеспеченности аборигены Австралии имели чрезвычайно сложную систему социальных (в особенности брачных) отношений, тогда как бушмены отличались их простотой .

Поэтому следует признать, что определенной ступени развития производительных сил (как и уровню социальной интеграции или накала творческой активности) соответствует не один определенный, а целый спектр возможных типов общественных отношений, форм культурной жизни и т. д. Раннепервобытные охотники и собиратели могут быть и вполне эгалитарными, как бушмены, и сильно ранжированными, подобно аборигенам Австралии, однако на этом вилка возможностей и исчерпывается. Как вторые, они могут иметь развитые формы тотемизма или не знать его, как первые, но научное знание им уже недоступно.

Или, с другой стороны, мировые религии могут исповедовать и кочевники, и представители современной городской культуры, однако среди их адептов не может быть раннепервобытных охотников и собирателей. Точно так же философия или авторская лирическая поэзия, возникающие в условиях духовного сдвига «осевого времени», имеются и в наше время, то есть соотносимы с реалиями последних 2,5 тысячелетий, однако на более ранних стадиях человеческой истории они не встречаются.

Иными словами, отказываясь от моноопределенной детерминации экономических, общественных и культурных феноменов, следует признать между ними корреляцию поливариантную, однако по-своему не менее жесткую. Коррелируются определенные спектры стадиально совозможных экономических, социальных, политических, религиозных, интеллектуальных, художественных и прочих форм.

Такие сгустки совозможных феноменов соответствуют определенным уровням реализации цивилизационного процесса. В соответствии с ними мы и можем выделять отдельные ступени и стадии развития человечества. А переходные этапы между этими периодами, связанные с системными трансформациями соответствующих социокультурных систем, будут выступать, пользуясь терминологией синергетики, «бифуркационными точками» цивилизационного процесса.

Однако, как о том уже шла речь выше, человечество до эпохи Великих географических открытий единой глобальной макросистемы, строго говоря, из себя не представляло. Между тем в позднепервобытных протоцивилизационных образованиях, отдельных цивилизациях и цивилизационных ойкуменах происходили некоторые принципиально подобные эволюционные сдвиги (появление государственности, городских форм жизни и письменности при становлении цивилизаций как Старого, так и Нового Света, системная трансформация «осевого времени», охватившая раннецивилизационные системы от Средиземного до Желтого морей, но происходившая в каждой из них в сущности за счет собственных потенций и пр.).

Поэтому теперь для конкретизации понимания хода цивилизационно-ноосферного процесса в планетарном масштабе целесообразно в самых общих чертах наметить его контуры в основных, в ранние периоды - самодостаточных очагах цивилизационного развития, выявляя при этом и их структурно-типологические («морфологические», как сказал бы О. Шпенглер) различия.

4. Исторические центры цивилизационного развития: их структура и взаимодействие

Формирование и взаимодействие центров становления производящих форм экономики исчерпывающе рассмотрено в посвященной этому предмету монографии В. А. Шнирельмана , так что на этом вопросе специально можно не останавливаться. Однако существенно обратить внимание на тот факт, что в большинстве случаев первые цивилизации возникают не на территории неолитических центров опережающего развития, а на их периферии.

Как известно, центры перехода к ранним формам земледелия в Новом Свете были расположены в континентальных гористых областях Мексиканского плато (маис) и Перуанско-Боливийских Анд (картофель), тогда как первые цивилизации складываются на побережьях Мексиканского залива (ольмеки, сменяющие их майя) в Мезоамерике и на тихоокеанском побережье Перу (культура Моника) в Южной Америке. Однако в обоих случаях цивилизационный процесс на побережье и в возвышенных районах вскоре выравнивается, и к приходу конкистадоров уровень цивилизационного развития там был приблизительно одинаков.

Об отдельных, состоящих из нескольких взаимодействующих цивилизаций, цивилизационных мирах с центрами в Мексике и Перу речь может идти как минимум с середины 1 тыс. (Теотихуакан в долине Мехико, Тиауанако на берегу оз. Титикака, связанные, соответственно, с названными выше побережьями). Однако все эти цивилизации, даже пережив циклы подъема, деструкции и нового подъема, не превзошли уровня Шумеро-Аккадской и Древнего Египта. Их гибель была связана с началом западной колониальной экспансии. Воздействия на ход истории в мире вне обеих Америк они не имели.

Еще ярче закономерность образования первых цивилизаций на периферии первичных центров становления производящего хозяйства обозначилась в Восточносредиземноморско-Переднеазиатском регионе, областью первичного перехода к земледелию и животноводству был так называемый «плодородный полумесяц», проходивший предгорными районами Ближнего Востока от Палестины через Сирию и Верхнюю Месопотамию до Иранского Курдистана.

Однако уже высокие энеолитические культуры предцивилизационного типа появляются на порубежье этой зоны (Четал-Гуюк в Центральной Анатолии, Самаррская культура в районе Багдада, еще дальше – протоцивилизационный конгломерат обществ, оставивших древнеземледельческие культуры расписной керамики Балкано-Дунайского ареала с их северной филиацией в виде общности Кукутени-Триполья на территории Молдовы и Правобережной Украины).

Настоящие цивилизации, начиная примерно с рубежа IV–III тыс. до н. э., складываются в поймах великих рек полосы сухих субтропиков – в Египте, Нижней Месопотамии и Эламе, а вслед за этим (и не без некоторого влияния со стороны шумерийско-эламского центра) и в долине Инда. Вслед за этим, при безусловном наличии контактов с уже вышедшими на цивилизационный уровень обществами, этот процесс охватывает Левантийско-Анатолийско-Эгейский регион (давая наиболее яркие и оригинальные формы на некотором удалении от уже сложившихся государств (Минойский Крит и пр.), с одной стороны, и обширные области Восточной Аравии, Иранского плато и юга Средней Азии, оказывающиеся в зоне перекрестного воздействия Месопотамско-Эламского и Индского центров и затухающие по мере (хотя и не только по этой причине) упадка последнего во II тыс. до н. э. – с другой).

При этом по всей периферии очерченного таким образом Восточносредиземноморско-Переднеазиатского центра цивилизационного развития конца энеолита – эпохи бронзы складываются и, как правило, погибают свои протоцивилизационные, в ряде случаев перерастающие в ранние цивилизации структуры. Среди них, в крайних точках удаления от Египта и Месопотамии, можем назвать высокоразвитые мегалитические культуры Западного Средиземноморья типа Лос-Мильярес в Испании, общество майкопской культуры Предкавказья, среднеазиатские предцивилизации и ранние цивилизации, оставившие такие памятники, как Алтын-депе и Намазга в Южном Туркменистане, Саразм на р. Зерафшан или Джаркутан в Сурхандарьинской области Узбекистана, наконец, культуры Йемена, развившиеся к концу II тыс. до н. э. в Сабейскую цивилизацию.

Понятно, что обитатели крайних точек очерченной ойкумены понятия не имели о существовании друг друга. Однако в целом этот сложный конгломерат центральных и периферийных цивилизаций и предцивилизационных образований функционировал как в известном смысле некое структурное целое. При этом важно подчеркнуть, что само его ядро представляло собою не какую-то одну цивилизацию-гегемон, а узел высокоразвитых, первенствующих среди прочих, но по культурному потенциалу приблизительно равных друг другу цивилизаций. Среди последних следует в первую очередь назвать Египет и Месопотамию, сохранявших свое лидерство до первой половины I тыс. до н. э.

В зоне их перекрестного воздействия находились западносемитские общества Палестины, Финикии и Сирии, их совместное влияние (сперва более сильным было месопотамское, потом египетское) охватывало Анатолию. Самостоятельными, но связанными с этими двумя были Крито-Микенская в Эгеиде (непосредственно контактировала с Египетской) и Хараппская в долине р. Инд (непосредственно связанная с Эламом и Месопотамией) цивилизации. Прямым ответвлением Египетской цивилизации в Принильском Судане была Нубийская цивилизация с державой Напаты и Мэрое.

Такого рода обзор можно было бы продолжать и конкретизировать, однако более важно сейчас зафиксировать тот факт, что в силу изначальной полицентричности Средиземноморско-Переднеазиатской цивилизационной ойкумены социокультурное развитие протекало здесь, так сказать, на «альтернативной основе». Ведущие центры «на равных» предлагали свои цивилизационные стандарты, соседние формирующиеся цивилизации обычно по-разному реагировали на исходящие от них импульсы и зачастую не просто заимствовали те или иные их достижения и эталоны, но и предлагали свои формы творческого синтеза своего и воспринимаемого.

Наиболее ярким примером тому в духовной области было формирование древнееврейской культуры, системообразующим началом которой является монотеизм Торы. И, безусловно, не случайным является то обстоятельство, что становление этого, по своей сути совершенно нового культурного типа происходило в напряженнейшем пункте силового взаимодействия Египта и Месопотамии, при самом тесном контакте с финикийцами, транслировавшими на Ближний Восток информацию о Средиземноморье.

Цивилизационный полицентризм Средиземноморско-Переднеазиатской ойкумены позднего энеолита - эпохи бронзы (когда в ее состав в сущности входила и доарийская цивилизация долины Инда) принципиально отличен от положения дел в большинстве иных регионов земного шара, в которых выразительно доминировала некая одна цивилизация, по отношению к которой все остальные выступали периферийными и зависимыми, если не всегда политически, то по крайней мере в культурном отношении.

Классическим примером тому может служить Китайско-Дальневосточная ойкумена, формировавшаяся вокруг Северокитайского (долины р. Хуанхэ) центра опережающего развития, сложившегося уже в неолитическое время (культура Яншао и пр.). Проблемы генезиса и ранних этапов развития Китайской цивилизации, ее государственности и мысли подробно рассмотрены в обобщающих трудах Л. С. Васильева , работах коллектива московских синологов под руководством М. В. Крюкова , в работах других авторов.

Вопрос о становлении, структуре и функционировании Китайско-Дальневосточной цивилизационной ойкумены как таковой – с Кореей, Маньчжурией и Японией, с такими зонами перекрестного воздействия Китайского и Индийского цивилизационных центров, как Индокитай и Тибет, в свое время поставленный и в общих чертах рассмотренный , еще ждет своего специального исследования.

То же следует сказать и об Индийско-Южноазиатской цивилизационной ойкумене. Базовой для нее выступала Индийская цивилизация, происхождение, отличительные черты и историческое развитие которой рассматривались во многих работах, в частности в трудах Г. М. Бонгард-Левина .

При этом общеизвестно, что Индийская и Китайская цивилизации не только взаимодействовали в зонах их перекрещивающихся влияний, но что первая в религиозно-культурном плане (по мере распространения буддизма и связанного с ним богатейшего культурного комплекса индийского происхождения) сыграла существеннейшую роль в трансформации второй (равно как и в становлении зависимых от нее корейской, японской и пр. культур) около середины I тыс. При этом вполне вероятно, как предполагает Л. С. Васильев, что духовное воздействие индийской культуры на китайскую началось значительно раньше, не позднее третьей четверти I тыс. до н. э., что отразилось на становлении даосской концепции, космогоническом мифе о Паньгу и пр. Равномасштабного китайского воздействия на Индию не было.

Учитывая сказанное, можно ставить вопрос о существовании в средние века некоей суперцивилизационной Индийско-Китайской общности, включавшей обе традиционные, с широкой переходной зоной между ними, цивилизационные ойкумены. При этом каждая из двух последних была самодостаточной и сохраняла свою моноцентрическую природу. Индия и Китай соответственно в пределах Южной и Восточной Азии оставались непререкаемыми культурными авторитетами, тогда как другие ориентировались на них, что, естественно, не означало отсутствия в них собственного творчества (Япония и пр. по отношению к Китаю, Шри-Ланка по отношению к Индии и пр.).

Более того, в Индии и Китае как таковых мы можем усмотреть принципиально сходную территориально-цивилиза-ционную структуру, в основе которой лежало разделение на первичный цивилизационный центр (в обоих случаях – на севере) и былую, оформленную первым, периферию (на юге). В Индии эти две части (которые никогда не были полностью объединены в рамках единого государства – этого не достигли даже Маурьи и Гупты) представляли собою арийскоязычную Арьяварту Индско-Гангской низменности и дравидоязычную Дакшинапатху южнее гор Виндхья. В Китае (где с эпох Цинь и Ранней Хань они обычно входили в состав единой империи) им соответствуют территории в бассейне Хуанхэ и рисоводческие (в древности преимущественно лесные) пространства по р. Янцзы и к югу от нее, населенные изначально вьетскими, китаизированными впоследствии, этносами.

Таким образом, приблизительно с середины I тыс. н. э. мы можем говорить об образовании обширнейшей духовно-культурной суперцивилизационной общности, включавшей в той или иной степени причастные ей государства Южной, Восточной, Юго-Восточной и Центральной Азии. На западе ее рубежи долгое время оставались неопределенными, и буддизм, как известно, в первые века н. э. имел сильные позиции в восточных областях Ирана и на территории Средней Азии. Однако решительные действия иранских Сасанидов, направленные на утверждение ортодоксального зороастризма, и тем более арабские завоевания с середины VII в. очертили ее со всей определенностью.

Понятно, что выделяемая выше суперцивилизационная общность реально существовала лишь в сфере высших (но весьма разнообразных, включая и философию, и художественно-назидательную литературу, и изобразительное искусство) проявлений индуистско-буддийского комплекса. В политическом, социально-экономическом и пр. отношениях Индия и Китай с их перифериями жили совершенно самостоятельной жизнью, причем на судьбы Индии события, имевшие место на Ближнем Востоке, оказывали куда большее воздействие, чем то, что происходило в Восточной Азии.

Но некие базовые принципы мировосприятия и миро- осмысления в пределах Южной и Восточной Азии оказывались принципиально подобными, особенно если их сравнивать с теми, что получили преимущественное распространение с переходом к средневековью в Передней Азии, в Средиземноморье и Европе. Речь идет прежде всего о трактовке таких базовых религиозных категорий, точнее было бы сказать – идее-образов, как божественное, трансцендентное мировое начало и некоторым образом связанная с ним индивидуальная душа человека.

Для культур народов Южной и Восточной Азии трансцендентное первоначало бытия – Брахман, Шунья, Дао, во-первых, имперсонально, во-вторых, реально присутствует во всем живом, в особенности же в человеке. Индивидуальный атман упанишад и ведантистской традиции в конечном счете тождествен мировому Брахману, в буддизме предполагается обретение нирваны через самого себя, в даосизме праведник следует Дао, проявляющемуся в нем, как и во всем окружающем мире. С таким мироощущением связано стремление к гармонии с космосом при пониженном, по сравнению с христианской традицией, восприятии личности и трагизма ее неповторимой судьбы. Этот трагизм снимается верой в перевоплощения, концептуально разработанной в Индии и через буддизм распространившейся в странах Восточной Азии, где сходные, но ясно не выраженные представления бытовали и ранее.

Однако эта мировоззренческая общность никоим образом не сняла принципиальные отличия между Китайско-Дальне-восточной и Индийско-Южноазиатской цивилизационными ойкуменами, отличия, глубоко раскрытые уже М. Вебером при его анализе хозяйственной этики мировых религий.

Если традиционно-индийский тип мироотношения немецкий социолог определил как этику бегства от мира, при том, что, по его мнению, религиозное отношение к активной хозяйственной (с неизбежностью преобразовывающей мир) деятельности здесь вообще приобретает негативную оценку, то традиционно-китайский тип, по его мнению, связан с этикой приспособления к миру, и не только к существующим общественным отношениям, но и к природной среде, при высокоорганизованной системе поддержания экологического равновесия.

Совершенно различны, даже диаметрально противоположны по своим базовым принципам и традиционные социально-политические системы Индии и Китая. Первая основана на кастовом строе и почти полностью блокирует социальную мобильность, тогда как другая, бюрократическая в своей основе, допускает ее в весьма широких пределах . Не менее существенные, глубинного цивилизационного плана, различия между Китаем и Индией можно показать и почти во всех прочих сферах жизнедеятельности.

Однако вернемся к вопросу о структуре рассматриваемых цивилизационных ойкумен. Как уже отмечалось, они, во-первых, пересекаются между собой, так что обширные пространства Центральной и Юго-Восточной Азии оказываются в зоне их совместного воздействия, во-вторых, состоят из определенного цивилизационного центра и периферии, и, в-третьих, сам их цивилизационный центр как бы дуален, состоит из двух субцивилизационных частей, имеющих существенные хозяйственно-культурные, антропологические, этнографические и пр. различия. В Индии это выражено ярче, чем в Китае, но и в последнем случае южные китайцы разительно отличались и отличаются от северных.

Не менее сложной, в чем-то подобной, а в чем-то совершенно иной к первым векам н. э. система цивилизационного взаимодействия оказывается и в западной половине Старого Света. К моменту греко-персидских войн первой половины V в. до н. э. цивилизации древнего Ближнего и Среднего Востока оказываются включенными в состав мировой империи Ахеменидов, тогда как оставшиеся за ее рубежами берега Эгейского, Средиземного и Черного морей втягиваются в орбиту преимущественно эллинского влияния, эффективно противостоять которому не смогли ни этруски, ни Карфаген.

Так были заложены основы двух принципиально различных, но столетиями взаимодействующих цивилизаций – Античной и Древнеиранской, связанной с комплексом зороастрийских представлений. Между ними также существовала зона перекрестного воздействия, включавшая народы – потомки великих цивилизаций древнего Ближнего Востока: египтян, иудеев, финикийцев, арамейскоязычных – на тот момент сирийцев, армян, вавилонян и пр.

Более того, одна из социокультурных систем, а именно Античная в ее эллинистической форме, на некоторый, пусть и непродолжительный момент охватила территорию другой, так или иначе воздействовав на ее облик. Это, казалось бы, напоминает положение народов Центральной и Юго-Восточной Азии между Индией и Китаем, но по существу совершенно отлично от последнего случая.

Дело в том, что, во-первых, зажатые между Античным и Иранским мирами страны Ближнего Востока, во-первых, некогда составляли цивилизационный центр по отношению к этносам как Средиземноморья, так и Иранского плато, а вовсе не были приобщаемой греками и иранцами к цивилизации периферией, во-вторых, были, как правило, разделены между двумя соответствующими военно-политическими системами (Афинская архэ, грекомакедонские державы эллинистического времени, Римская империя, с одной стороны, державы Ахеменидов, Ар- шакидов и Сасанидов – с другой), а не образовывали буферной зоны плавного перехода от одной к другой (как на протяжении веков Тибет, Бирма или Таиланд), и, в-третьих, распространение эллинистической культуры до предгорий Памира и Гиндукуша осуществлялось не в виде мирной проповеди принципов высокой религиозной духовности (как то делали буддийские миссионеры), а силой оружия при переселении на восток десятков тысяч колонистов из Греции, принесших свой цивилизационный комплекс на завоеванные земли.

В Античной цивилизации, вполне оформившейся (в территориально-структурном отношении) к рубежу эр в рамках Римской империи, общеизвестны два основных субцивилизационных региона – латиноязычный Западносредиземноморский и грекоязычный Восточносредиземноморский, при длительном анклавном сохранении синкретизировавшихся с первым, а в особенности со вторым, культурных форм древневосточных народов (армян, сирийцев, египтян и пр.) и принципиально оберегавших свою религиозно-культурную идентичность (особенно после появления христианства и разрушения Второго храма) иудеев.

Древнеиранская цивилизация не имела такого богатства форм и проявлений, однако и здесь нетрудно усмотреть как этнокультурные различия между западноиранскими (Мидия, Персида и пр.) и восточноиранскими (Бактрия, Согдина и пр.) областями, так и анклавные, синкретизировавшиеся с иранско-зороастрийскими формами, культуры таких древневосточных народов, как вавилоняне, сирийцы, армяне, при наличии, как и в Античном мире, оберегавших свою исключительность иудеев.

Важно отметить также, что приблизительно с момента сложения полисного строя в Эгеиде в мировом масштабе на цивилизационной ступени оказываются представленными уже не только восточный, социоцентрический (государственный, азиатского способа производства), но и западный, антропоцентрический, пути социокультурногоразвития, о разграничении которых уже неоднократно писалось. Античная цивилизация по своим истокам и базовым принципам была вполне (хотя, конечно, не в той мере, как Западноевропейская Нового времени) антропо- центрична, чего нельзя сказать о Древнеиранской. Последняя вполне относится к цивилизациям восточного типа, хотя в религиозном отношении она постулирует честь и свободу индивида в куда большей мере, чем, скажем, прямо влиявшая на нее Вавилонская.

При этом можно сказать также, что по флангам основной линии римско-византийского и иранского противостояния первой половины – середины I тыс., пересекавшей Верхнюю Месопотамию и Сирию, образовались зоны напряженного взаимодействия двух соответствующих цивилизаций как друг с другом, так и с местными субстратными формами. Имеется в виду на севере Армянское нагорье и Закавказье, а на юге – Аравия. Первый регион вскоре становится частично христианским (Армения, Грузия) даже раньше, чем христианство принимается Римом, а второй частично принимает иудаизм (Химьяритский Йемен) и через несколько столетий порождает ислам как социокультурную основу новой цивилизации.

Века, традиционно называемые переходными от древности к средневековью, ознаменовались в западной половине Старого Света трансформацией прежних цивилизационных систем, в результате чего вместо Античного и Древнеиранско-зоро-астрийского миров с их обширными перифериями образуются три новых, родственных по своим конечным духовным основаниям, – Мусульманский, Восточнохристианский (оформившийся чуть раньше названного) и Западнохристианский (несколько веков находившийся в тени предыдущего).

Все эти три цивилизации, в отличие от Индийско-Южноазиатской и Китайско-Дальневосточной, теистичны и в известном (очень расширенном) смысле слова – персоналистичны. Для них трансцендентной первоосновой-первопричиной бытия является Бог как личность, творящая, всесильная и всеблагая, а сущность человека мыслится как сотворенная этим Богом разумная душа, наделенная свободой выбора и отвечающая после своей единственной земной жизни (пропагандировавшаяся в орфизме, пифагореизме, платонизме и гностицизме идея перевоплощений была отвергнута) за совершенные деяния перед Творцом. В основе этого взгляда был ветхозаветный подход, во многом дополненный античными и древнеиранскими (особый упор на свободе выбора и ответственности) идеями, преобразованными в контексте христианства и ислама.

Такого рода мироощущение санкционировало внешнюю, направленную на окружающий общественный, а затем и природный мир активность, что в свое время отмечалось М. Вебером при его анализе духовных оснований хозяйственной деятельности великих религий. Человек оказался призванным реализовывать божественные установления в мире своей активностью, а не уходить от мира, как, скажем, считалось в Индии. Особенно ревностными в этом смысле были мусульмане раннего средневековья и протестанты на заре Нового времени, тогда как в восточном христианстве склонность к аскетике и мистике пробудилась с IV в. (Фиваида и пр.). Однако эта установка часто оказывалась и оказывается лишь ханжеским оправданием стремления к чисто эгоистическим корыстным целям.

Не вдаваясь в специальный анализ социокультурных и территориально-пространственных структур средневековых Западнохристианской, Восточнохристианской и Мусульманской цивилизаций, их взаимодействия между собой и (в случае с миром ислама) Индийско-Южноазиатской и в меньшей мере Китайско-Дальневосточной ойкуменами, отметим лишь некоторые принципиальные моменты.

Прежде всего следует подчеркнуть, что эти цивилизационные миры, теснейшим образом взаимосвязанные и образовывавшие суперцивилизационную общность (которой предшествовали более древние формы Средиземноморско-Передне-азиатского цивилизационного взаимодействия), относились к различным, выделяемым ныне путям развития, связанным, соответственно, с формами западной эволюции и воспроизводством структур азиатского (государственного) способа производства. В этом смысле различия между позднесредневековыми Западнохристианским и Мусульманским мирами были куда более принципиальными, чем между последним и, скажем, Индией или Китаем.

Однако все три цивилизации, о которых в данном случае идет речь, оказываются глубочайшим образом сопряженными в религиозно-мировоззренческом отношении, что существенно облегчило сперва заимствования арабами и обращенными в ислам иранцами античного научно-философского наследия через посредство восточных христиан (особенно сирийских несториан), а затем приобщение к знаниям мусульманских народов и византийских греков западных европейцев.

Далее нетрудно заметить, что каждый из трех рассматриваемых цивилизационных миров имеет на каждом этапе своей истории как свой цивилизационный центр и подключающуюся к нему периферию (могущую со временем перебрать на себя функции соответствующего центра). Так, в состав Восточнохристианской цивилизации включаются многие балканско-дунайские народы (болгары, сербы, румыны, молдаване) и восточнославянский мир, а в состав Мусульманской - тюрки Среднего Поволжья (волжские булгары), негритянские государства Западного и Центрального Судана, а потом многие народы Южной и Юго-Восточной Азии (Мальдивские острова, Восточная Бенгалия - Бангладеш, Малайзия, Индонезия и пр.).

При этом базовая цивилизация определенной цивилизационной ойкумены обычно состоит из двух или более субцивилизационных компонентов. Так, в средневековом мусульманском мире таких составляющих видим сперва две – арабский и иранский, к которым вскоре добавляется и тюркский (в его нескольких территориальных формах).

Западнохристианский мир Средневековья представлен прежде всего романским и германским компонентами, при меньшей роли иноэтничных – западнославянского, венгерского, кельтского (ирландского), баскского компонентов.

В Восточнохристианском мире сперва центральным был греко-византийский компонент, наряду с которым развивались армянский, коптский и эфиопский (монофизитские) и сирийский (несторианский). Со временем последний утратил свое былое значение, однако возросло значение Болгарии и Сербии, Руси и Грузии, а с конца XV в., после гибели Византии, начинается подъем Московского царства, провозгласившего себя преемником Византии – «Третьим Римом».

Как видим, в каждой из великих цивилизаций прослеживаются некоторые общие структурные черты. Все они так или иначе связаны с одной или двумя другими базовыми принципами мировосприятия и облегчающимися этим фактом культурными заимствованиями, состоят из ведущего центра, образуемого двумя-тремя субцивилизационными компонентами, и примыкающими, вовлекаемыми в жизнь данной цивилизации периферийными структурами.

Дальнейшая работа предполагает как уточнение терминологии, так и более детальное выяснение фундаментальных религиозно-ценностно-мировоззренческих ориентаций, с одной стороны, и изменяющейся во времени пространственной структуры, с другой, каждой из этих цивилизаций. Понятно, что это требует немалых усилий – не меньших, чем в свое время приложил А. Дж. Тойнби в процессе создания первой глубоко продуманной и фактологически обоснованной дискретной картины цивилизационного развития человечества.

Еще более сложной представляется проблема осмысления хода цивилизационного процесса в течение последней половины уходящего тысячелетия, когда на авансцену мировой истории неожиданно и властно, «весомо, грубо, зримо» выходит Новоевропейская цивилизация, начавшая свою мировую экспансию с установления португальской гегемонии над торговлей в бассейне Индийского океана и уничтожения испанцами древних культур доколумбовой Америки.

С этого времени мир, как о том шла речь ранее, в течение нескольких веков объединяется в глобальную макроцивилизационную систему, имеющую свою особенную в различные моменты истории цивилизационно-пространственную структуру.

5. Тойнбианская схема цивилизационного движения и основные направления ее коррекции

При разработке общей схемы цивилизационного развития человечества, даже абстрагируясь от вопросов о причинах его развертывания и конкретной динамики исторического движения отдельных цивилизаций, мы не можем обходить монументальное философско-историческое построение А. Дж. Тойнби. Его концепция до сих пор является в сущности единственным целостным взглядом на цивилизационную историю, прослеженную (как то позволял уровень знаний середины уходящего века) от «неолитической революции» до катаклизмов недавнего времени.

Однако, по вполне понятным причинам, сегодня тойнбианское видение исторического взаимодействия цивилизационных систем в пространстве и времени требует серьезных корректив. Постараемся в заключение предложенной статьи обозначить некоторые из них.

1. Включая в понятие «цивилизационный процесс» и развитие позднепервобытных земледельческо-скотоводческих обществ, с момента перехода к производящему хозяйству, следует выделять основные, как было показано, периодически смещающиеся центры опережающего развития с их, используя уже ранее разработанную терминологию , внешней (ближней), отдаленной и внутренней перифериями, взятыми в их исторической динамике.

Относительно неолитических обществ эта работа, как отмечалось, в значительной мере проделана В. А. Шнирельманом. Однако целостной картины становления и распада взаимодействующих протоцивилизационных систем в мировом масштабе, с выходом лишь отдельных (и преимущественно в пределах бывших периферий центров опережающего развития) их структурных компонентов на собственно цивилизационный уровень мы пока не имеем.

Вместе с тем, как кажется, при современном уровне археологической обследованности земного шара, в особенности же Европы, Средиземноморья, Кавказа, Передней и Средней Азии, такого рода проблема в самых общих чертах представляется вполне решаемой. В качестве общей тенденции уже можно констатировать, что протоцивилизационные центры (типа энеолитических культур Балкан ) появляются на периферии очагов неолитической революции, но настоящие цивилизации, как правило, складываются на их собственной периферии.

2. Уровень сегодняшних знаний о происхождении и распространении различных этноязыковых общностей (масштаба индоевропейской, семитской и пр. и даже предшествующих им – ностратической, синокавказской, афразийской), при сопоставлении с археологическими данными относительно миграций первобытного времени, позволяет в некотором приближении представить этнокультурные сдвиги поздней первобытности в их если не глобальной, то по крайней мере макрорегиональной целостности.

А это до определенной степени должно способствовать уяснению не только этнокультурной, но и в какой-то степени даже ментально-мировоззренческой подосновы древнейших и периферийных по отношению к ним цивилизаций. Культурные особенности представителей отдельных позднепервобытных макроэтнических общностей играли существеннейшую роль в становлении обличил, выражаясь шпенглеровской терминологией – «хабитуса», отдельных раннецивилизационных систем.

3. Если определенный А. Дж. Тойнби перечень первичных цивилизационных центров в целом сохраняет свое значение (нуждаясь лишь в определенных коррекциях относительно доколумбовой Америки), то список периферийных по отношению к ним раннецивилизационных образований («цивилизаций-спутников» согласно его терминологии) должен быть принципиально расширенным.

Так, к примеру, только на периферии Шумеро-Аккадского центра, при большей или меньшей роли импульсов с его (и не только его) стороны, кроме Эламской, Хеттской и несколько более поздней Урартской цивилизаций, следует вести речь о Древнесирийской цивилизации Эблы, цивилизационных центрах Бахрейна и Омана (шумерийские Дильмун и Маган), «доарийских» Иранского плато и юга Средней Азии (Сиалк, Шахри-Сохте, Мундигак, Алтын-депе, Джаркутан и пр.). Более понятной является сейчас и цивилизационная структура доколониальных Америки и Африки.

4. Значительно сложнее, чем в середине века, ныне представляется картина взаимодействия кочевнических, шире – подвижно-скотоводческих в целом народов и оседлых земледельцев. Уже в неоэнеолитическое время пастушеские индоевропейские племена достигают Центральной Азии, а в эпоху бронзы проникают в ее восточные и южные области. Аналогичным образом в то же самое время скотоводческие племена носителей афразийских диалектов, пересекая Сахару, выходят к областям Судана и побережью Атлантики.

Как первое, так и второе имело колоссальные последствия в плане как распространения одних (при сокращении ареалов других или же их полном исчезновении) этноязыковых массивов (с их культурой и традиционными формами хозяйства), так и трансконтинентальной трансляции производственных и прочих новаций (металлургии и пр.). При этом прибывавшие скотоводы, даже полностью растворяясь среди аборигенов в антропологическом отношении, могли передавать им не только отдельные хозяйственно-технические достижения (например, коневодство, металлургию бронзы или железа, колесный транспорт), но и свою языковую систему (негры чадской языковой семьи).

Более того, все более проясняется и роль в этнокультурной истории человечества (начиная с неолита) распространения как вдоль морских побережий, так и океаническими просторами групп людей, знакомых с производящим хозяйством, но более ориентированных на высокопродуктивное рыболовство и морские промыслы.

Полинезийцы, освоившие просторы Тихого океана, очевидно, не были исключением. Параллельно им может, по всей видимости, рассматриваться общество носителей мегалитических культур IV–III тыс. до н. э. Средиземноморско-Атлантического бассейна, освоившее пространства до Британских и Канарских островов. Не исключено, что его отдельные представители спорадически могли достигать и Нового Света. В чем-то сходная картина в те же тысячелетия могла иметь место и в акватории Индийского океана – со стороны Персидского залива и Аравии.

5. С учетом упоминавшейся выше ясперсовской концепции «осевого времени» по-новому стоило бы взглянуть и на выделяемые А. Дж. Тойнби три генерации цивилизаций (первичные – независимо возникающие, и дочерние первой и второй серий).

Первичные, возникающие на первобытной основе цивилизации, собственно говоря, готовят почву для сдвигов «осевого времени». Однако сами они либо гибнут, не достигая его уровня (как Крито-Микенская, Хараппская цивилизации долины р. Инд или Шан-Иньская в Китае), либо оказываются как бы на периферии соответствующих процессов (как Египет и Месопотамия по отношению к Греции, Палестине и Ирану). Отдельный случай – восприятие едва возникшими на периферии мощных цивилизационных центров Средневековья раннеклассовыми обществами культурных достижений их соседей (Русь и Византия, Западный Судан и мусульманская Северная Африка, Китай и Япония).

Цивилизации, возникающие на руинах предшествующих, как правило, при участии пришлого варварского элемента (дочерние первой серии), такие как Античная, зороастрийского Ирана, традиционные Индийская и Китайская, выделенная А. Дж. Тойнби, но не вполне четко им определенная Сирийская, на ранних фазах своего развития осуществляют, а затем закрепляют прорыв «осевого времени».

Однако если в Китайско-Дальневосточном и Индийско-Южноазиатском макрорегионах соответствующие достижения, особенно в духовной сфере (конфуцианство, даосизм, буддизм, вырастающий из учения упанишад ведантизм и пр.), признаются непревзойденными, консервируются, формализуются и до определенной степени окостеневают, так в сущности и не став доступными в своем смысле широким массам, то в Переднеазиатско-Средиземноморском (с подключаемыми к нему Кавказом и Европой) макрорегионе в условиях сложнейших межцивилизационных отношений (с элементами как конфронтации, так и взаимообогащения) удалось выработать более персоналистически ориентированные вероучения – сперва иудаизм и зороастризм, а затем христианство и ислам.

Два последних становятся духовной подосновой трех великих цивилизационных миров Средневековья: Мусульманского, Восточнохристианского и Западнохристианского. Все они вырастают из восточносредиземноморско-переднеазиатского по преимуществу иудейско-греческого (с разнообразнейшими иранскими, египетскими, римскими и пр. инъекциями) синтеза рубежа эр, по-разному переплавляя духовные достижения «осевого времени» обществ названного региона в целостные социокультурные системы соответствующих цивилизаций.

6. С учетом ранее рассматривавшейся концепции стадий и путей развития человечества переосмысления требует вопрос всемирно-исторической роли Западнохристианско-Новоев-ропейско-Североатлантической цивилизации, качественно обновляющейся в эпоху Возрождения, Реформации и Великих географических открытий. Главным в этом отношении является обнаружение причин того, почему именно Западная Европа в данное время инициировала начало перехода человечества к качественно новой – индустриальной, связанной с глобальной интеграцией человечества – стадии.

Имеющиеся объяснения этого факта (Г. В. Ф. Гегеля, Ф. Гизо, К. Маркса, В. Зомбарта, М. Вебера, А. Дж. Тойнби, У. Ростоу и др.) с разных сторон подходят к решению этой проблемы, однако не дают целостного объяснения. В течение Нового времени Запад (находившийся где-то до времен монгольских завоеваний и уж, безусловно, до начала Крестовых походов на периферии ведущих цивилизационных центров) преобразовал себя, а затем и весь остальной мир, интегрировав и структурировав его вокруг себя к концу XIX в.

Он навязал (или спровоцировал навязывание их собственными властвующими сообществами) всем остальным народам и цивилизациям неорганические, противные их базовым ценностным установкам формы жизнедеятельности. Реакцией на это стали проводившиеся под коммунистическими лозунгами революции типа российской и китайской или, как то наблюдаем в последнее время, фундаменталистские движения, особенно в Мусульманском мире (ярчайший пример – Иранская революция 1979 г.). А. Дж. Тойнби отмечал такого рода негативные реакции незападных обществ на шок «вестернизации», однако в наши дни соответствующие процессы приобретают несколько иные формы, чем в его время.

7. Предложенная А. Дж. Тойнби, глубоко продуманная и фактографически выверенная модель взаимоотношений Западной цивилизации с прочими социокультурными мирами требует дальнейшей разработки в плане уточнения самой внутренней цивилизационной природы (с базовыми ценностями и пр.) как Западной, так и всех прочих цивилизаций. Почему на вызов Запада не только Индия и Китай, но даже культурно близкие Китай и Япония, Турция; Иран, Саудовская Аравия и пр., реагировали и реагируют так по-разному?

Кроме того, как выясняется, сама мировая интеграция под эгидой Запада, вовлечение им соседей в формировавшуюся им глобальную структуру проходила как бы в два этапа.

Сперва к Европе были подключены обе Америки с побережьем Африки (в качестве поставщика рабской силы для плантаций Нового Света), с одной стороны, и Восточноевропейско-Евразийский регион (православные земли в составе Речи Посполитой, затем Российское государство) – с другой. При всех различиях в политическом устройстве и связанных с ним силовых реакциях оба эти субцивилизационные регионы превращаются в аграрно-сырьевые придатки, равно как и рынки сбыта промышленных товаров для стран Запада. Более того, по мере победы на Западе свободного труда в обоих названных регионах усиливается и процветает вплоть до 60-х г. XIX в. труд подневольный (плантационное рабство, крепостничество и пр.).

На втором этапе в инициируемую Западом мировую интеграцию втягиваются (с разными для них последствиями) Мусульманский, Индийско-Южноазиатский и Китайско-Дальневосточный миры. Первая мировая война со всей очевидностью засвидетельствовала функциональное единство человечества.

В контексте истории цивилизационного процесса как такового еще далеко не осмысленным остается XX век, равно как и открывающееся (и несущее новые опасности) на его исходе уже отмеченное С. Хантингтоном противостояние цивилизационных систем (первые симптомы которого мы уже наблюдали на Балканах и Кавказе – в зонах цивилизационных стыков). Пристального внимания заслуживают высказывавшиеся на сей счет соображения мыслителей первой половины – середины XX в., таких как Н. Бердяев, X. Ортега-и-Гассет, К. Ясперс или М. Бубер. Однако они не могли выражать экзистенциальный опыт и фактические знания, добытые в последние десятилетия.

Вывод Ф. Фокуямы о «конце истории» как начала якобы безальтернативного господства социокультурных принципов либерально-буржуазного Запада представляется чрезвычайно наивным (это, с указанием причин данной оценки, уже констатировали З. Бжезинский и другие западные теоретики). Данная метафора имеет смысл лишь в том отношении, что XX веком окончательно завершается история автономных цивилизационных систем и реально, на уровне повседневного опыта миллиардов людей, начинается всемирная история человечества.

Первобытная периферия классовых обществ до начала эпохи Великих географических открытий. М.: Наука, 1978. 272 с.